До сих пор остаются загадкой причины как самого пожара 1978 года, так и того, почему же в богатые на бюджетное финансирование советские времена театр и не думали отстраивать, а, казалось бы, в кризисном 2003-м удалось сдать современное здание. 

Приоткрыть завесу тайн русской драмы в Харькове согласился главный режиссер и директор театра Александр Барсегян, бессменный руководитель и свидетель тех событий. Он с горечью вспоминает времена, когда, лишившись здания, театральный коллектив нашел приют в одном из городских ДК, а ему никак не удавалось «выдавить» внятное «да» из советских и постсоветских руководителей разных уровней. «Нет денег», «не ко времени», «посоветуюсь с компетентными лицами», «давайте попозже и по ситуации» — таким был стандартный набор бюрократических отповедей. 
— Восстановление Харьковского драматического театра имени Пушкина, — рассказывает Александр Барсегян, — целиком и полностью заслуга Евгения Петровича Кушнарева. В 1994 году, когда Кушнарев победил на выборах мэра, в центре Харькова совершенно безнадежно лежало в руинах здание сгоревшего театра. Обугленные стены — и ничего больше. В скобках скажу, что пожар, который случился в 1978 году, был явлением неизбежным… 

— Кажется, здание было построено в 20-е годы?

— В 1925 году — как клуб для типографских работников. За эти годы здание окончательно обветшало, стены состояли из пыли, трухи, обмазанных деревянных балок и фанеры, и любая искра могла стать фатальной. Немало европейских театров, театров на российских просторах — взять хотя бы Большой — горели по нескольку раз. Неудивительно, что и у нас случился пожар. Трагично, что после него наступила полная апатия. Сначала нам говорили: потерпите года три-четыре, у вас будет новый театр. Тогда, при тех финансовых возможностях, это было вполне осуществимо. Но у власти не было к этому ни ума, ни сердца, ни понимания, что театр — это опора культуры нации. Словом, дело не двигалось. 

— Вы были знакомы с Евгением Кушнаревым?

— Да, по горкому партии, но приятелями никогда не были, лишь иногда общались по рабочим вопросам. Я не был и человеком его команды — просто мы знали друг друга. К тому времени, как он победил на выборах и фактически второй раз возглавил город, ситуация у нас сложилась просто критическая. Мы висели на волоске. На этих самых руинах бывшего театра осталась одна комната, где я и сидел. Не уходил, потому что нас чересчур уж настойчиво выселяли — мол, все сделаем, только уйдите. Но мы понимали, что нам в спину в буквальном смысле дышат коммерческие структуры, которые хотели прихватить участок в центре города. Вы, наверное, знаете, что бывшая Харьковская филармония была в свое время взорвана. Кем? Почему? Никто не знает. К нам тоже приходили взрывники с предписанием: мол, взрываем, уходите. Это было страшное время. Конечно, были и такие предложения: давай, дескать, тут устроим казино, ты будешь четыре дня работать, а три дня мы. Но как совместить голых девочек и искусство? Знакомые ребята, бывшие комсомольцы, начинающие тогда свой бизнес, мне подсказали один ход: если землю рядом с театром мы отдадим горисполкому, а тот разрешит здесь построиться банкам, вопрос с возрождением театра решится. Тут же нашлись желающие. 

Когда я пришел к Евгению Петровичу Кушнареву с этой идеей, мы просидели вместо обещанных мне 15 минут больше часа. Без всяких чиновничьих выкрутасов типа «я вызову начальников и посоветуюсь» он просто сказал: «Хорошо». 30% от стоимости любого строительства получает город, за эти деньги мы и восстановим здание, объяснил он мне. По рекомендации Евгения Петровича театр открыл при Управлении капитального строительства горисполкома (УКС) спецсчет, который так и назывался «Реконструкция и строительство театра имени Пушкина». Если бы этот счет открыл лично я, то, возможно, сидел бы не тут, а совсем в другом месте — столько людей хотели нажиться на этом строительстве!!! Он это понимал, предвидел и не хотел меня подставлять. 

— Проект театра тоже оплачивали со спецсчета?

— Да. Когда на спецсчете набралась необходимая сумма, Евгений Петрович сказал, чтобы мы заказывали проектную документацию. Нам сделали оригинальный проект. И однажды в кабинете мэра собрались представители всех организаций, которые должны были участвовать в реализации проекта, — около трех десятков человек. Евгению Петровичу очень хотелось знать все до последних мелочей: кто подрядчики и субподрядчики, как распределены работы. Он буквально загорелся этой идеей. Слушал, расспрашивал, во все вникал, а потом спросил меня: «Александр Сергеевич, вы довольны?» Боже мой, ну конечно, я был доволен! Это был первый толчок к возрождению театра после стольких лет забвения и равнодушия. 

И пошла работа: начали вывозить мусор, завозить материалы. Он сам контролировал буквально все, каждый этап. Последний раз «строительное совещание», перед тем как уехать главой администрации президента, он провел в Доме проектов. Это был уже конкретный разговор, что и как будет построено, на стенах висели эскизы, душа радовалась. А потом его забрали в Киев... 

— И все остановилось?

— Знаете, не хочу умалять того, что сделали потом мэры Михаил Пилипчук и Владимир Шумилкин. Но за Кушнаревым осталось главное — он дал толчок, запустил локомотив. Оставалось лишь подбрасывать в топку уголь. Евгений Петрович несколько раз приезжал к нам как глава президентской администрации, очень интересовался, что и как идет. А шло ни шатко, ни валко. Но затем он вернулся губернатором. У нас к тому времени ситуация была неоднозначная. Что-то успели построить, что-то забросили. Прямо скажем, в стройке душа еле теплилась. В середине ноября 2000 года Евгений Петрович приступил к губернаторским обязанностям и уже на второй день позвонил мне. Напрямую, без всяких секретарей. Я ему тогда сказал, что сам Бог прислал его к нам. Он поинтересовался, как идет строительство. Я вкратце объяснил. И уже на следующий день все забегали, стройка ожила, рабочие сновали как муравьи, туда и сюда перемещались самосвалы. Последний раз я такой энтузиазм видел на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС, сказал я ему позже. Он рассмеялся… 

— На стройку приезжал и президент Кучма?

— Ближе к концу строительства вопрос о деньгах возникал все чаще, их нужно было немало. И Кушнарев пригласил Леонида Даниловича посмотреть на будущий театр. Причем помощник Кучмы говорил: «Какой там театр, мы сейчас ХТЗ занимаемся». А Евгений Петрович все равно настоял, чтобы Кучма заехал. Для Кушнарева это же была важнейшая стройка города… 

С приездом Кучмы связана такая любопытная история. Идут строительные работы, в театре цементный пол, ничего нет. Для гостей поставили три кресла — итальянское, болгарское и нашей местной фабрики. Кушнарев и говорит: «Леонид Данилович, присядьте, какое вам больше понравится?» Итальянцы, конечно, свое кресло «вылизали», а наши просто на живую нитку собрали. Сел Кучма в болгарское и говорит: нет, неудобно. Пересел в итальянское — а его оттуда выталкивает! Оказывается, это было кресло не театральное, а для конференций, в нем ни откинуться, ни расслабиться! Самым комфортным оказалось харьковское кресло. Директор предприятия тут же стоит — ни жив, ни мертв. Была уже готова валюта на покупку итальянских кресел, деньги могли в любой момент уйти за рубеж. А Кушнарев директору говорит, мол, бери этот заказ, завтра же у тебя будут наши люди. И сегодня в театре стоят эти кресла. А Кушнарев, когда к нам привозил гостей, всегда говорил, что кресла-то харьковские! Он был счастлив, что наши оказались лучшими… 

Открытие театра все откладывалось, но Кушнарев хотел услышать точную дату. И хотел знать, как мы будем принимать гостей. Никакого особого зала у нас не было, мы планировали устроить торжество в фойе. «Не годится», — сказал Евгений Петрович и стал допытываться, какие еще есть помещения в театре. А у нас был такой подвальчик ненужный, вот там и решили делать комнату для приема гостей. Получилась она великолепно! Евгений Петрович в нее просто влюбился, как только туда вошел. Любил сидеть в высоких арабских креслах, приводил сюда как губернатор своих гостей. Банкетный зал — понятие для меня доселе неведомое — в театре появился с его легкой руки. 

— А ленточку перерезать на открытии театра — это была ритуальная обязанность губернатора?

— 10 октября 2003 года — открытие театра и премьеру — он действительно с нетерпением ждал, говорил, что хочет вместе со мной разрезать эту самую ленточку. Ему было важно, чтобы театром восхищались, как и он сам. Спрашивал, как расставят пальмы, мебель. И мы действительно перерезали ленточку вместе. 

— Правда, что Кушнарев помог актерам русской драмы получить звания заслуженных и народных?

— Мы не получали званий много лет. У одного из харьковских губернаторов — Александра Масельского — был в помощниках пан Здоровый. Как-то в 1992-м он меня вызвал и говорит: «Грошей у державы нема, мы вас закрывать, конечно, не будем, но пусть ваш театр Ельцин кормит». — Я оторопел: «Так мы же граждане Украины!» — «Та нет, у нас тут своя культура», — говорит. С его тяжелой руки мы перестали получать звания заслуженных и народных. Как-то я пожаловался Евгению Петровичу, а потом об этом забыл. Однажды перед Новым годом он мне звонит и говорит, что мы получаем четыре звания и будет еще пятое! И мы их получили! Вы не представляете, что это значит, если актриса всю жизнь работает на сцене, ей уже под 80, а звания не заработала. Только кажется, что это мелочи — нет, людям это важно. Позже Кушнарев еще раз помог нашим артистам получить звания. 

— Когда Евгений Петрович приходил на спектакли, не возникало ли вокруг губернатора чрезмерной суеты?

— Он был скромным человеком и никогда не позволял себе с барской руки «громить» спектакли и режиссеров, в каком бы театре ни был и что бы ни думал по поводу постановки. Не требовал и особого внимания к своей персоне, когда с женой Валентиной приходил в театр. Евгений Кушнарев сделал для города очень многое. Думаю, если бы тогда, когда мы висели на волоске, он мне сказал: «Ребята, знаете, мне не до вас, в городе столько проблем. Ладно, как-нибудь при случае решу», дело восстановления театра было бы похоронено. Ни у театра, ни у людей — никаких перспектив. Но он так не мог сказать в силу своего характера. Его нет, а имя Кушнарева в театре свято. Спросите любого...